"Дорогая матушка, Ефросинья Матвеевна, пишет тебе твой любящий сын Пахом. Не смотри, что почерк кривой, то не я грамоте учусь, то за меня толмач наш Улитыч бумагу переводит, а затем переводит, что дьячку Викентию я про поездки наши сказывать опасаюсь, епитимью наложит еще...
Так вот, по возвращению от кантаков южных жил я две недели в крепости, ждал, авось братишка Епифан объявится, да рыбу ловил на реке. А покеда я ждал, в землях Просторских замятня началась - сказывали, поднялся люд лесной друг на друга, и бились знатно. Так что пошел я на север с прочими повольниками, разузнать, да запоздал, встретил в деревне Сармуль Еремея с трофеями, и назад в острог двинули, больно уж торопился Еремей.
Приехали мы с ним, да с Хаврошей и Михалапом в скит уединенный, под землей состроенный, а в том скиту старый монах - бает по нашему, а имя басурманское - Алтын. Собрали мы пожитки его, и в острог повезли, Еремей всё твердил, что поможет монах, и что кости у монаха железные. Я, матушка, так скажу, у человека святого железных костей быть не может, так что есть подозрение, что он вовсе не святой, а грешен вельми, но вслух я об этом никому не балакал.
И только мы посадили монаха в сани, как тут же, не минуло и полудня, встретили на дороге всамедлишных чертей, которые колдуна в ад тащили.
И взмахнул Еремей палицей, и пришиб отродье бесовское, а колдун пал нам в ноги и каялся, что отныне станет праведником...
(Так, кажись Викентий в опочивальню ушел, продолжаю сказ как был)
В общем, не знаю на чем Еремей с чертями сторговался, но решили мы, что душе, пусть и языческой, погибать в аду раньше времени негоже, и выменяли бедолагу. Говорит, колдун раньше был самоядский, но тут от бед таких действительно покаялся, и изъявил желание в веру державную креститься. Так и народилась новая христианская душа, нарекли Златоротом - раньше идолам поганым молился, теперь Господним иконам будет.
Толмач Улитыч тоже, кстати крестился, его без изысков нарекли Павлом. Но это всё было в остроге уже, а пока мы двух грешников по болоту везли - нечисть так и лезла. Только одних чертей отогнали - второй явился, и тоже всё что-то хотел, про грибы какие-то рассказывал. Но с помощью божьей (опять Викентий с полатей слез, Улитыч, прячь бумагу...) прогнали мы и эту нечисть, и в острог вернулись. Хавроша говорит, грибы черт на юг унес, в дар племени даярскому.
Так вот, добрались мы в острог, трофеи продали, в кузню железо отнесли - хотят Еремей с Хаврошей себе саблю, да не простую, а калёную, да наших двух кантаков и окрестили, устроили гулянку, да не успели от купели головы поднять - как глядь, едет по реке войско конное, одеты как татарове степные, ну и давай главный татарин речи смутные вести - дескать, острог царь-батюшка татаровям отдал, и надо нам в Державу воротиться. Вот, пока воевода кумекает, как быть, сижу с Улитычем, письмо малюю.
Писано в остроге Крицком новокрещеным Павлом Еремеичем из рода Улитина по словам Пахома Игнатьича, на третью неделю от солнцестояния...