Агтаук отправил своих сильнейших воителей на покорение гор, нагло отнятых бореальцами во времена тауровских междоусобиц. Раньше эти горы принадлежали множеству кланов, поэтому вождь-шаман видел в возвращении этих территорий не только тактические и экономические преимущества, но и усиление своего авторитета, в том числе и на международной арене. Но толстолобые жители руин севера оказались достойным противником. Своим старым, но хорошо сработанным оружием они порой рубили наповал даже славных воинов, а сложением и и живучестью порой даже превосходили таурусов. Но бореальцы — лишь кучки нелюдимых дикарей, прячущихся за старыми камнями, и никакая свирепость не спасла бы их от закаленного в боях войска. Первые победы не были легкими, но на зимовку перед новым походом воины устроились уже на развалинах одного из многоколонных храмов, празднуя успех поднятием чаш из черепов врагов.
Было бы глупо ожидать, что после первых трудностей эти разгорячённые сражениями создания, таурусы, так легко отступят. Их воины вновь ринулись на захват проклятых самой историей земель. Поняв серьезность угрозы со стороны воителей Аргбии, уродливые аборигены Бореалии стали сбиваться близ всяческих руин, принимая бой за остатками стен и валами из их обломков. Не то чтобы они хорошо умели этим пользоваться, но и таурусы не блистают опытом и умением вести осады, предпочитая сокрушать врагов лицом к лицу. Удивило некоторых и то, что в качестве оружия бореальцы стали использовать копья из длинных ветвей твердой словно железо древесины. А что еще страннее — в их лагерях стали видеть шагающие деревья. А вот прямое столкновение с таким деревом едва не привело к катастрофе. Когда воины с триумфом ворвались в очередной остов дворца, вросшие в него корни и ветви вдруг оторвались и бросились прочь, будто громадный и неловкий человек, обрушив и без того ветхие своды. Под завалами погиб один из вождей похода, что не могло не сказаться на боевом духе остальных. Похоже, эти земли действительно прокляты прежде правившими ими чудовищными тиранами.
После женитьбы Ронта, младшего сына Агтаука, на цэрданской принцессе Этринадре, ргьял пхран горной страны Соронг посчитал необходимым вступить в войну на стороне своего нового союзника, понимая, что чудовищные порождения Бореалии — ещё одно проявление несовершенства мира, которое было бы хорошо искоренить, оказав помощь таурусам и продемонстрировав реальность своих идей. Воины-монахи под предводительством Редрала, старшего сына, отправились в военную компанию. Вместе с тем аргбийцы использовали полученную ранее голубую сталь. Она пригодилась для доспехов и клинков.
С новым этапом войны начались ещё большие трудности, схожие с теми, которые начали преследовать евгенийцев. В отличие от старающихся удержать контроль над обширными
лесами и равнинами евгенийцев, упорно сражающимся с бореальцами на возвышенностях таурусам приходилось бороться с порождениями Хтонии в
тесноте хребтов и холмов. Титаническим трудом давалась победа над каждым
гигантом, а сами бореальцы так и не прекратили отступать и совершать новые
нападения из руин и пещер, не желая покинуть эти земли подобно херреям. Однако,
заняв сезонные пастбища, таурусы теперь и сами могут навязывать условия боя. На
счастье или на беду, к борьбе против бореальцев присоединились и цэрданские
монахи, зачастую сами похожие на поверженных демонов. Рука об руку с богатырями
Аргбии они стали искоренять чудовищ, изгонять зловредных духов и даже пытаться
сдерживать те места, где Грань особенно тонка. И хотя это поистине колоссальная
работа, которой пока не видно конца, цэрданцам уже удалось добиться некоторых
изменений в диком обществе бореальских людей, хоть и непреднамеренно. То ли
видя в гротескных колдунах образы сгинувших хозяев, то ли просто имея привычку
пресмыкаться перед силой магии, некоторые из этих бесхитростных аборигенов
склонились перед наиболее выдающимися цэрданскими чудотворцами, сформировав
вокруг них примитивные культы. А сами цэрданцы, вкусив крови великанов и прочих
нелюдей, нашли в ней нечто большее, чем просто подпитку внутреннего огня.